О чём грустишь, мой старый недруг,
Мой оппонент и критик ярый? –
Быть может, понял ты, что ветру
Плевать на громкий вопль гагары…
Борей познал и не такое…
По вечерам, в портовых доках,
Бродягу часто беспокоил
Толпы людской глумливый рокот.
Пугала Нота канонадой,
Мортира где-то под Смоленском,
И виртуозною руладой
Смущал со сцены толстый Ленский.
Бил в Эвра страж из катапульты, –
Разрушил, глупый, стены храма,
И заключить пытался скульптор
Порыв Зефира в белый мрамор…
Но дуют ветры, как и прежде,
Под птичий гомон и проклятья.
Назло учёнейшим невеждам,
Сестрицы-звёзды светят братьям.
P.S. «И было у старика Астрея четыре сына – Борей, Нот, Зефир и Эвр, и дочки-звёзды, которых сосчитать никто никогда и не пытался, даже их мать Эос. К тому же, как сосчитать? Сегодня звёздочка сияет, а завтра и нет её. Но пришел Кант Иммануил, и посмотрел на небо, и пустил на все четыре ветра свои, да и наши, иллюзии с заблуждениями, ну и обрёл моральный закон в себе…».
Из «Сокровенного Сказания кантианцев Седьмого Дня».
